Случай в Момчилово [Контрразведка] - Андрей Гуляшки

После такого вступления, которое меня до крайности удивило своим пуританизмом, Аввакум поторопился уточнить:

— Как мой хороший друг, ты должен узнать, поддерживает ли она с кем-нибудь особо близкие отношения, и если да, то кто этот человек. Разузнать все проще простого от ее соседок, потому что у всех соседок на свете наметанный глаз и отлично развитый нюх. Только будь осторожен в расспросах, соседки — народ честолюбивый! Ты иди к соседке ради нее самой, а если дело коснется Балабаницы — делай вид, что тебе по безразлично и что ты не больно к ней расположен. Упаси тебя бог стать на ее сторону, из этого ничего хорошего не получится!

Когда я вышел на улицу, чтобы проводить его, Аввакум прошептал мне:

— Постарайся кое-что разузнать до обеда. От бай Марко мы выйдем вместе, и ты расскажешь мне все, что тебе станет известно.

Стоит ли говорить, что от сознания возложенной на меня задачи я испытывал одновременно и гордость и некоторую растерянность. Во всяком случае, я приступил к ее выполнению довольно бодро и не в меру самоуверенно. Правда, когда я приближался к Надкиному двору — Надка была соседкой Балабаницы, — я почувствовал вдруг слабость в коленях. Видимо, эта слабость была вызвана тем, что я слишком быстро шел.

Надка сидела во дворе и толкла перец. Я любезно поздоровался.

— Как поживаете? Что новенького, какие вести от мужа? Здоров ли он?

Ее муж работал в Мадане.

Надка обернулась ко мне, и на ее белом личике расцвела улыбка.

— Все хорошо, — ответила она. — Слава богу.

— Очень рад, — сказал я. Постояв немного у открытой калитки, я заговорил снова: — А как ваш боровок, есть аппетит?

— Он и меня скоро сожрет, проклятый! — засмеялась Надка. Затем она вздохнула и добавила озабоченно: — А все тощий какой-то, совсем не нагуливает жир, не то что человек.

Она отставила ступку в сторону и поднялась со своего стульчика. Надка была маленькая, белолицая и круглощекая, как луна.

— Заходи, — пригласила она меня. — Может, пропишешь ему чего. Я тут же согласился.

Мы вошли в свинарник.

Надкин боров лежал ничком и тяжело пыхтел. Заплывший жиром, он напоминал гигантский пузырь волынки с глазами и ножками.

— Ничего страшного нет, — сказал я. К рождеству нагуляет. Надка взглянула на меня доверчиво и снова вздохнула, но на этот раз вздох ее не был таким горестным.

— Очень рад за вас, — сказал я.

Мы все стояли и смотрели на борова. Кроме него, поблизости не было ни одной живой души. Надка молчала.

— Очень рад, — повторил я. И спросил: — А как свинья у Балабаницы, хорошо ест?

Она схватилась за бока и расхохоталась.

— И придумает же доктор! — сказала она. — Зачем Балабанице свинья?

— Мало ли зачем, — возразил я. — Женщина и замуж может выйти, всякое бывает!

— Это она-то?! — в Надкиных глазах вспыхнул недобрый огонек. — Больно ей нужен муж, когда к ней по ночам через плетень лазят…

Я на самом деле удивился.

— Надка, вы это серьезно говорите?

Она будто даже обиделась.

— Что же, по-твоему, я выдумываю? Пока учитель не начал увиваться за той, за вдовой лесничего, она меньше хвостом крутила, на что-то надеялась. Да и с учителем ей неплохо было.

— А сейчас? — спросил я и нетерпеливо сглотнул.

— Сейчас? — Она подошла ко мне так близко, что я почти ощущал се дыхание. — Балабаница не из тех, что гоняются за мелюзгой, — сказала она.

— А может, тебе только так кажется, — подзадоривал я ее.

Я перешел с ней на «ты», потому что мы стояли, почти касаясь друг-друга.

— Как это «кажется»! — повысили голосок Надка. — Собственными глазами видела, как майоров помощник приходил к ней в гости. — Она немного помолчала. — А он ни с того ни с сего в гости к ней ходить не станет.

От радости у меня заколотилось сердце.

Мы были одни. Кроме борова, возле нас не было ни живой души.

— Надка, — сказал я и чуть отстранился. — Твой боров к рождеству непременно прибавит в весе. Будет неплохо, если ты малость уменьшишь его дневной рацион, иначе у него не окажется мяса даже на приличное жаркое!

Я говорю, а она смотрит на меня с как будто не очень-то верит моим словам. На лице ее удивление и даже какое-то недовольство. Видно, ей не понравился мой прогноз относительно ее борова.

21

Обед в этот день прошел очень весело: бай Марко подал нам жареного петуха, теплый калач, брынзу и горький перец. Вино было густое, черное, от него исходил аромат разогретого на солнце янтаря.

Боян Ичеренский подозвал к себе Аввакума, чокнулся с ним, похлопал его весьма покровительственно по плечу и спросил:

— Ну, как ты провел ночь на момчиловской земле, любезный историк? Спокойно ли тебе спалось, не нарушило ли что твой покой?

— Благодарю! — Аввакум отпил немного вина. — В общем провел я ночь неплохо. Случилось, правда, одно происшествие: какой-то субъект, вероятно, по ошибке, чуть было не вломился ко мне в комнату. Я полюбопытствовал, кто он, этот тип, мне захотелось подробнее осведомить его о расположении комнат; увидеть его мне не удалось — он оказался проворней меня и успел улизнуть раньше, чем я поднялся.

Ичеренский и капитан захохотали. Затем Ичеренский сказал:

— Не стоило преследовать беднягу. Он шел не с дурными намерениями, уверяю тебя. Видимо, это был какой-то неисправимый ревнивец: решил проверить, не засиделась ли случайно его возлюбленная у нового квартиранта дольше, чем полагается. Отелло встречаются повсюду — и в Момчилове они есть. Ты должен привыкать к подобным вещам!

— Господи боже мой, но ведь у меня жена к маленькие детки, — вздохнул Аввакум. — Что же с ними будет?

— Веди добродетельную жизнь! — наставнически изрек геолог..

— Глупости! — возразил капитан. Он обернулся к Аввакуму — Отдубась реннивца как следует, и он успокоится.. Рради Балабаницы стоит потрудиться!

Они продолжали шутить в том же духе, но тут вмешался бай Гроздан.

— Ребята, это уж слишком, мне подобные шутки не нравятся. Балабаница — женщина порядочная. К тому же на ней вся наша сыроварня держится, и вообще мы ею довольны. Это серьезный человек.

— Любовь витает всюду! — философски заметил капитан. Поскольку разговор зашел о любви, Ичеренскии опять, взял слово.

— Любовь — чрезвычайно интересное явление, — сказал он. — Возьмем, к примеру, их милость, — он указал на капитана. Для него благородное чувство — вроде бы то же самое, что «здравствуй» и «до свидания». Для моего друга Кузмана Христофорова любовь это египетские письмена. Он даже и не подумает ломать над ними голову! Для товарища ветеринара любовь — это вздохи и бессонница. Но бессонница в собственной постели! Бай Гроздан практичнее вас, для нею любовь это домик, здоровые дети и верная жена. Такое понимание любви — самое здоровое и полезное для общества. А для вашего покорного слуги любовь — это забота. Но забота, которая приносит и радость, и страдание, и большое наслаждение, и всевозможные тревоги.

Вы знаете, что каждую субботу я после работы уезжаю и Пловдив. Если вы думаете, что эти поездки полны романтики, вы глубоко ошибаетесь. Судите сами! В Пловдив я приезжаю к вечеру. Подыскав в какой-нибудь гостинице комнату, я звоню жене. Она, бедняжка, живет у своей тетки, ее там поместили в комнате вместе с детьми, и вы сами понимаете, что ночевать там мне крайне неудобно.

В один такой вечер, кажется это было тогда, когда произошла эта история с Методием Парашкевовым, я чуть бы то не подрался с дежурным администратором «Тримонциума». Этот тип хотел сунуть меня в убогую комнатушку на четвертом этаже! Вы только подумайте —двести километров пути, чтобы провести ночь любви на четвертом этаже! Но у меня хватило упорства, и я получил номерок двумя этажами ниже, с ванной и со всеми прочими удобствами, которые так необходимы в подобных случаях: ведь мы с женой имеем в своем распоряжении лишь несколько часов в неделю.

Вот с какой романтикой связаны мои поездки в Пловдив. Но я не жалуюсь. Я ездил и буду ездить, пока живу в Момчилове. В дальнейшем будет то же самое, потому что такова моя профессия — скитаться по горам и лесам. И вот порой приходит мне в голову мысль: был ли бы я счастлив, если бы вел оседлый образ жизни и, так сказать, дежался за юбку жены? Едва ли! Это было бы существование без забот и тревог. А такое существование похоже на дом без очага. Заботы и тревоги — без них, друзья, нет настоящего счастья в нашей жизни!

Он отпил из своего стакана и немного помолчал. Словно бы тень легла на его лицо. Потом он тряхнул головой, окинул нас взглядом и усмехнулся.

— Мы с вами заговорили о том. что такое любовь. Позвольте по этому случаю рассказать вам одну маленькую историю, связанною с личностью нашею бедного учителя Методия. Может быть, он будет повешен, как предсказывает мой новый сосед по столу, и, вероятно, будет заслуженно повешен, но нам не следует наряду с плохим забывать и то хорошее, что носил в своей душе этот человек.